Джеп любил и был с детства чувствительным человеком («На вопрос, что вам нравится больше всего, мои друзья отвечали: киска; а я отвечал: запах домов, в котором живут старики»). Он написал хороший роман и переехал из провинции в Рим, где растворился в бомонде и красивой жизни. Однако душу так просто не упаковать.
На фоне чудесных памятников искусства вечного города герой в замечательном исполнении Сервилло страдает душой, изъеденной личинками пустоты, праздности и благополучия. Маленькая девочка спрашивает у него «ты кто?», а затем сама же отвечает «ты никто». Кардинал всё больше занят пересказом рецептов и не слышит вопросов.
Ни одного произведения больше не написано. Ни одна увлечённость не стала чем-то большим. Бытие превратилось в онанизм. Окружение Джепа, да и сам он, словно бы просто открыло рот в бассейне, и поглощает всё, что затекает в чрево. «Знаешь почему у меня на вечеринках самые лучшие «паравозики»? Потому что они никуда не доедут.»
И горе тем, у кого осталось нечто живое внутри. Им придётся больно. Но у них есть шанс.
Соррентино вынес свой человеческий вердикт нарциссическому обществу сытого прожигания в самом, пожалуй, мощном своём фильме. Начинает он внезапной и такой простой смертью туриста у фонтана Треви, а последний удар вкладывает в слова святой старушки, спящей на полу роскошной квартиры и знающей имена всех перелётных фламинго: «Знаете, почему я питаюсь корешками? Потому как корни - это самое главное.»
Наверное, сложнее всего передать, почему это один из моих самых самых любимых фильмов, который я рекомендую коллегам. Видимо, «Великая красота» - во многом противная и занудная эпопея про столь ценный мне зов, вопящий в каждом из нас. Зовущий в дорогу ( то ли сердца стук, а то ли стук в дверь), зовущий рушить созданное и уютное, зовущий вдаль, зовущий наших клиентов нам в кабинет.
И мы возвращаемся. Возвращаемся к тому голому человеку, под всеми этими костюмами, коктейлями, лухари отелями, заботами о счёте в банке. Возвращаемся к корням. Не все. Те, кому повезло быть раненными.
«Всё оседает под тяжестью болтовни и шума. Тишина и чувства, волнение и страх. Редкие, худосочные проблески великой красоты. Печаль и уныние несчастного, презренного человека…»