Как болезнь и смерть обычно скрывается, прячется от общества, забрасывается болтовней словно маскировочной сеткой, так и психика разравнивает бульдозером горы тел, хребты безумия и скалы отчаяния. Чтобы выжившие могли жить. Но всякое явление стремится быть явленным, прорастая из асфальта защит. Во сне. В панической атаке. В неожиданных слезах. В симптоме. Целые страны и народы зачастую забывают, что произошло (пробовали когда-нибудь у американца, разглагольствующего о невиданном геноциде армян или евреев, спросить о том, куда подевались индейцы Северной Америки?) и не хотят вспоминать, но прорастает вдруг сон, подобно фальшфейеру выхватывающий из тьмы кусок картины.
Сначала вас может смутить, что это мультфильм, чуть позже привыкнете, к середине фильма, вы будете благодарны. Фольман убивает мультипликацией не двух даже, а трёх зайцев: бережёт вашу психику, позволяет себе показать без заминки то, что считает нужным (маленький напуганный солдатик, плывущий на груди огромной, красивой и печальной матери-родины), готовит вас к финалу. Каждый однополчанин поделится своей частью пазла, ознакомившись с которым, редко кто не поблагодарит в уме авторов, за относительную бережность.
В конце, когда камера облетит героя под терзающего душу Макса Рихтера, и вдруг фильм обрушится на нас настоящей документальной хроникой, вы уже не будете прежними. Ваше сердце сведет боль, ваше тело сведет боль, вашу душу сведет боль, но так и проживаются коллективные травмы. Ответственность за другого — основа всего духовного, что есть в нас. Той способности зашивать края расползающейся бездны, которое и есть наше служение, хоть порой мы и забываем об этом. Неважно где, под боком или в Ливане.
Я помню как смотрел «Вальс с Баширом» в кинотеатре… Когда по экрану пошли титры, в зале зажгли свет — никто не встал. 20 или 30 присутствующих зрителей так и остались сидеть. Ни единого шевеления. Одна женщина молилась, многие просто рыдали, некоторые сидели с онемевшим лицом. Помню парня лет 20-ти с полной нетронутой пачкой поп-корна. В зал вошла уборщица, постояла, неловко переминаясь, и вышла. Если бы не дурной стыд и гордость, я бы упал на колени прямо там. Кьеркегор говорил, что только тот, кто пал, может что-то сказать людям и помочь им. Не знаю, так ли это, но пишу этот отзыв, стоя на коленях, павший. Как Фольман, снявший фильм о своей навеки раненной на войне душе.